Сапелко: «Оцениваем правоприменительную политику с учетом того, что у нас нет справедливого суда»

Палата представителей приняла в двух чтениях, а Совет Республики одобрил законопроект об изменениях в Уголовный кодекс, расширяющий сферу применения смертной казни. Согласно поправкам, исключительная мера может быть применена за «покушение на совершение актов терроризма».

Это далеко не первый случай ужесточения законодательства с репрессивными целями. Только за прошлый год было принято множество поправок для борьбы с протестами общества: вспомним изменения законов о противодействии экстремизму, ужесточение Кодекса об административных правонарушениях и перевод административной ответственности за протесты в уголовную, легитимизацию применения силы, оружия и спецтехники против демонстрантов, закон о геноциде и запрет «реабилитации нацизма»…

Почему новый закон не будет, как полагают депутаты, «оказывать сдерживающее воздействие на деструктивные элементы», и какова вероятность, что Беларусь пойдет по пути Северной Кореи, Филин обсудил с юристом правозащитного центра В*сна Павлом Сапелко.

— Новая законодательная инициатива — это часть запугивания гражданского общества или угроза абсолютно реальных уголовных дел?

— Это и то, и другое. Нельзя исключать, что угроза для потенциальных фигурантов таких дел будет приведена в исполнение. Вряд ли кто-то будет делать большое различие между угрозой смертной казнью и угрозой лишения свободы лет на 25, и как просто неработающая норма эта угроза вряд ли отыграет свою роль в том смысле, который вкладывается законодателями.

Конечно, мне не хочется верить, что это реально будет работать и появятся реальные жертвы законопроекта, а потом закона — но исключать этого нельзя.

— Прямо сейчас мы видим, как предъявляются новые обвинения и открываются уголовные дела на людей, уже находящихся в неволе и отбывающих наказание. Могут ли власти фальсифицировать подобные дела по новому законопроекту, когда его примут, с целью давления, шантажа своих политических противников?

— Мы всегда оцениваем правоприменительную политику с учетом того, что у нас нет справедливого суда, нет независимого суда, и все это многократно усиливает отрицательную роль такого рода инициатив.

Будут ли создаваться какие-то псевдодоказательства для возбуждения дел о «покушении на акт терроризма»? Юрист считает, что вряд ли. Но с большой вероятностью не опасные общественно деяния будут квалифицироваться более жестко.

Что вообще, с точки зрения права, считается покушением на совершение преступления— намерение или уже само деяние, не доведенное до конца?

— Покушение — когда человек уже начинает выполнять объективную часть состава преступления, но до конца его не доводит по независящим от него обстоятельствам, — объясняет Павел Сапелко. — Есть очень тонкая грань между приготовлением и покушением.

Я боюсь, что любые минимальные усилия по реализации каких-то замыслов, буквально с самых первых шагов, уже будут квалифицироваться именно как покушение. И действия человека будут оцениваться с точки зрения последствий, которые еще не наступили и вряд ли бы когда-то наступили.

— Еще я очень боюсь, что многие дела будут провоцироваться — как это было с разного рода историями вроде «покушения на Азаренка». Если вести речь о покушении на убийство того же пропагандиста, то это тот самый случай, который будет квалифицироваться (когда закон будет подписан и вступит в законную силу) именно по новым правилам.

Важный момент, на который обращает внимание юрист: обратной силы закон иметь не будет, то есть «переквалифицировать» старые дела по нему не смогут, но новых историй это может коснуться.

— Обращает на себя внимание формулировка разработчиков о том, что проект подготовлен «для оказания сдерживающего воздействия на деструктивные элементы»  и «демонстрации решительной борьбы государства с террористической деятельностью». Сдержит ли подобная мера радикальные настроения в обществе или, наоборот, подстегнет их?

— По исследованиям, которые проводились относительно смертной казни, ее наличие в государстве не оказывает того сдерживающего действия, на которое, может быть, кто-то рассчитывает. Вообще, из общих положений юридической науки, в частности, уголовного права, известно, что сдерживающее влияние оказывает в первую очередь неотвратимость наказания, а не его размер или вид, не его жестокость.

Иными словами, вряд ли кто-то из совершающих те или иные действия будет размышлять о том, какое наказание ему назначат, если его поймают и возбудят уголовное дело.

В Беларуси после 2020 года все более усиливается когнитивный диссонанс. С одной стороны, действия граждан, не представляющие общественной опасности — протестные граффити, выход на проезжую часть и т.п., — наказываются непропорционально строго, большими сроками. А с другой стороны, так и не заведены уголовные дела о превышении силовиками полномочий во время подавления протестов…

— Действительно, ни по одному случаю насилия и пыток не возбуждено дело, — подтверждает юрист, — и только по одному случаю гибели человека — Романа Бондаренко — было возбуждено уголовное дело, которое сейчас, насколько я помню, приостановлено… По всем остальным случаям в возбуждении уголовных дел отказано.

— В сложившихся условиях сложно вести речь о законности и справедливости. И все-таки, в Беларуси будущего смертная казнь может сохраниться, как исключительная мера, или должна исчезнуть вообще?

— И я, и В*сна — противники смертной казни. У нас есть кампания «Правозащитники против смертной казни», и ее координатор Андрей Полуда хорошо известен как сторонник аболиционизма, он многое сделал для того, чтобы смертной казни не было в Беларуси. И даже сейчас, когда вокруг очень много насилия, смертей и несправедливости, эта цель остается важной составляющей нашей деятельности.

Как промежуточный вариант, мы допускаем объявление моратория на применение смертной казни. Но в ближайшем идеале — в Беларуси ее быть не должно.