Дарья Чульцова рассказала, как депрессия «догнала» ее через год после освобождения

По данным правозащитников, сегодня в Беларуси более 1200 человек признаны политзаключенными. А свыше 2700 человек уже вышли на свободу, отбыв свои сроки и проведя годы в неволе. Но даже после освобождения давление на политзаключенных не заканчивается.

Адаптироваться в вынужденной эмиграции и без того сложно, а многих и спустя несколько лет догоняют флешбеки — бывший политзаключенный Александр Ивулин, чей проект «ЧестнОК» беларуские власти недавно признали «экстремистским», записал несколько историй узников, вышедших на свободу.

Среди других поделилась своими эмоциями экс-политзаключенная журналистка Дарья Чульцова, которая провела в неволе два года за стрим с «Площади Перемен».

— Напрягало, что очень долго меня воспринимали как: вот, это Даша Чульцова, она сидела, — признается беларуска. — А все остальное как будто неважно. Хорошо, что это кончилось. Ты из-за этого чувствуешь себя неполноценным, и пытаешься делать все больше и больше. Сейчас окружающие уже начали воспринимать меня как Дашу-журналистку, которая и сейчас пытается что-то делать, а не «божечки, бедолажечка, которую посадили».

…Я достаточно эмоциональный человек, умею очень глубоко чувствовать красоту природы, впечатление от музыки, от фильма, от картин. Я привыкла к этому, привыкла ощущать сильные эмоции от чего-либо, а здесь <после освобождения> — вообще ничего. Это меня напрягало очень долго.

Первую сильную эмоцию я получила от гречки. Я сварила себе гречку, и она получилась настолько вкусной — а до этого я даже вкуса еды не чувствовала, — что у меня в мозгу как будто начали взрываться маленькие фейерверки. А это ведь просто гречка!

Когда ты начинаешь что-то чувствовать, проходит год, и думаешь: вроде бы все хорошо. А потом — ты просто не можешь встать с кровати утром.

Так продолжается где-то месяц, потом тебя отпускает, и вроде бы опять все хорошо. Продолжаешь ходить на работу, видишься с друзьями, обсуждаешь что-то — и кажется, это уже прошло, все опять стабильно.

А через несколько месяцев ты опять чувствуешь, точнее, не чувствуешь в себе никаких сил. Так продолжается еще какой-то промежуток времени, уже больший, потом опять отпускает. И ты понимаешь, что все-таки что-то нехорошо.

Дарья Чульцова вспоминает, как тяжело она переживала депрессию, что «догнала» девушку спустя примерно через год после освобождения. Она уже решила пойти к психологу, записалась на сессию — но не пошла. Позже несколько встреч все-таки состоялись, но журналистка посчитала, что «еще не пора ходить», мол, и сама неплохо справляется.

— А в конце прошлого лета я поняла, что мне пришел конец в моральном состоянии. Несколько месяцев я буквально не могла встать утром с кровати. Брала на работе больничный, потому что ни на что не было сил, никаких – ни физических, ни моральных.

Я просто лежала и не понимала, зачем что-то делать. Даже умыться. Зачем? Это бессмысленно. Зачем вообще это все? У меня были раньше депрессивные моменты, но так плохо, чтобы не видеть смысла в существовании, наверное, я себя никогда не чувствовала. Суицидальных мыслей не было, но ты просто думаешь, что все без толку.

После того, как я поняла, что не могу вообще никак существовать, не могу работать — тяжело, не могу заставить себя что-то делать, позаботиться о себе самой — осознала, что сама я с этим не справлюсь.

К тому времени, отмечает Дарья, прошло почти два года после ее выхода из-за решетки. Беларуска, как и многие экс-политзаключенные и вынужденные эмигранты, долгое время считала, что «не нужна никакая помощь, я поработаю, сделаю то-то и то-то — и все пройдет, все будет хорошо». Но на собственном опыте прочувствовала: депрессию нельзя недооценивать.

— «Я сама с этим справлюсь и все пройдет» — так не работает, к сожалению. В итоге мы начали заниматься с терапевтом, и она направила меня к психиатру, а психиатр сказал, что надо попить таблетки. Мне выписали рецепт, он действовал месяц или полтора, и буквально в последний день я пошла и купила таблетки, до того собиралась с мыслями, что это нужно, без этого я буду чувствовать себя так же плохо, как сейчас.

Первый эффект от приема лекарств Дарья почувствовала спустя месяц — по ее словам, это сравнимо с тем, когда долгое время находишься в напряжении, а потом выдыхаешь: «Это вообще потрясающе!».

— Насколько я сейчас в порядке? Я могу говорить об этом спокойно, что уже говорит о том, что таблеточки и терапия, проработки делают свое дело. В груди пропадает вот эта черная дыра, и больше нет ощущения, что все бессмысленно.

Не хочу воспринимать себя как жертва, для меня эта позиция неприятна и непонятна. Меня посадили ни за что.

Жалеть людей — наверное, самое худшее. Сочувствовать — да, но жалеть… Человек, мне кажется, в этот момент чувствует себя ущербным, как будто с ним что-то не так. Я не бедная девочка, меня никто не обижал — со мной поступили подло, неправомерно, незаконно, но, что называется, «фигня случается».

Но я никогда не буду жалеть о том, что встала не на темную сторону, где нет печенек. Я сделала свой выбор, потому что считала это правильным и считаю до сих пор.