Класковский: Что стоит за «приливом гуманизма» у Лукашенко

Александр Лукашенко сказал, что, вероятно, вскоре будут освобождены тяжелобольные политзаключенные, в основном с онкологией. Это самое сенсационное откровение правителя из прозвучавших вечером 2 июля в Минске на торжественном собрании ко Дню независимости.

Пока все вилами по воде писано. В 2022-м, например, были заявления об амнистии для политузников ко Дню народного единства, но все закончилось пшиком.

Только что подписанный правителем закон об амнистии в связи с 80-летием освобождения Беларуси также не распространяется на «экстремистов» и «террористов» (такие ярлыки лепят политическим противникам режима). Но есть еще механизм помилования.

И если сейчас выпустят хотя бы горстку из тех людей, которые, в трактовке Лукашенко, «ломали, крошили страну в 2020 году», то не будет ли это означать, что лед тронулся? И что в таком случае могут сделать лидеры демократических сил, чтобы процесс продолжился?

Удастся ли режиму сварить кашу с Западом?

После сенсационного заявления Лукашенко Светлана Тихановская написала в Х, что более 200 политзаключенных, находящихся в критическом состоянии (демсилы ранее составили гуманитарный список), «должны быть освобождены безоговорочно».

Но так это не работает, правитель не приемлет ультиматумов. Во всяком случае — когда у другой стороны нечем пригрозить: а не выполнишь — пеняй на себя, полетят клочки по закоулочкам!

Лукашенко не блистает гуманизмом и эмпатией, раньше он не обращал внимания на онкологию у политузников. Например, у Григория Костусёва, с которым, кстати, знаком еще с 1980-х, когда оба руководили совхозами на Могилевщине. Значит, у главы режима есть какой-то расчет.

Можно предположить, что он хочет слегка прихорошить, гуманизировать свой имидж перед президентской кампанией 2025 года.

Понятно, что и санкции, сколько бы ни твердил правитель, что они делают режим только сильнее, на самом деле создают дискомфорт. Как и тотальная зависимость от Москвы.

Так что не грех сделать некий жест в надежде хоть немного наладить отношения с проклятыми буржуинами, чуть-чуть расширить коридор для политического маневрирования.

На собрании 2 июля Лукашенко заявил, что власти «по-прежнему готовы начать конструктивный диалог с Западом». Вроде бы и условия разумные: «уважение суверенитета Беларуси, национальных традиций, нашей исторической памяти, выбора народа». Ну да, это же святое, скажет наивняк.

Закавыка, однако, в том, что вкладывает режим в эти формулировки. Придумали, например, и даже вписали в Концепцию нацбезопасности «электоральный суверенитет». Что по сути означает: мы тут будем с цифрами голосования крутить-мутить, а вы в это дело не лезьте, это посягательство.

Про «выбор народа» в белорусских условиях, когда политическая альтернатива закатана в асфальт, и вовсе говорить смешно.

Короче, Лукашенко де-факто настаивает на сохранении диктатуры. Он наверняка побаивается ослаблять гайки перед выборами 2025 года. И с таким подходом сварить кашу с западниками весьма проблематично.

Далее, на том же собрании правитель сказал, что «не намерен отдавать приказ пограничникам, военным и прочим», чтобы ловили нелегалов на границе с Польшей. И четко дал понять, что это месть за санкции: «Вы накинули удавку на нашу шею и еще заставляете нас, чтобы мы защищали вас от этих бедолаг».

Правда, нелегалов, рвущихся в ЕС через белорусско-польскую границу, стало меньше после китайского окрика. Но очевидно, что желание подпортить жизнь соседям — членам ЕС и НАТО у белорусского начальства не исчезло.

Так что чудес на узком поле взаимодействия с Западом не предвидится. Хотя интерес Минска к этому взаимодействию, возможно, несколько усиливается. И по экономическим, и по внешнеполитическим причинам.

Между тем большинство европейских политиков сегодня, похоже, не видят почвы для серьезных переговоров с Лукашенко. Ему не доверяют, его называют марионеткой Владимира Путина. Распространено мнение, что Беларусь — фактически уже провинция России, так что поздно пить боржоми, остается лишь опустить железный занавес.

К тому же белорусская тема в принципе сильно просела в европейской повестке дня за время после 2020 года. Гораздо больше европейских лидеров волнует война в Украине, да и внутри своих стран полно проблем.

Вот сейчас правозащитник Леонид Судаленко, сам отсидевший, призвал президента Франции Эмманюэля Макрона вступить в «диалог с недемократическим правительством Беларуси» ради освобождения нобелевского лауреата Алеся Беляцкого. Но отзовется ли Макрон, терпящий катастрофу на парламентских выборах в своей стране?

Впрочем, мы ведь почти ничего не знаем о закулисных контактах Парижа (и не только Парижа) с Минском. А они, по неофициальным сведениям, есть.

Помогут ли санкции?

Несколько дней назад политизированную публику заинтриговала весть о том, что Минск передал Киеву пять украинских граждан. В их числе — «разрекламированный» по белорусскому ТВ Николай Швец, которого задержали после диверсии на военном аэродроме в Мачулищах.

Три человека из этой пятерки ранее были признаны политзаключенными. На событие тоже отреагировала Тихановская.

Но если разобраться, то к вопросу освобождения белорусских политузников этот кейс имеет лишь косвенное отношение. Во-первых, это был де-факто обмен военнопленными. Во-вторых, Киев вытаскивал своих.

В-третьих, как признался Лукашенко на собрании 2 июля, комбинацию провернули по просьбе Путина. Тому было важно освободить священнослужителя Ионафана, отбывавшего в Украине пятилетний срок заключения за оправдание российской агрессии.

Так что процент политической воли и гуманизма белорусского правителя в этой истории, похоже, близок к нулю. И распространить подобную парадигму на других узников, сидящих в белорусских тюрьмах за политику, вряд ли удастся. У Тихановской нет такого «обменного фонда», как у президента Украины Владимира Зеленского.

Ветеран белорусской оппозиции Зянон Пазьняк в прошлом году обращался к Лукашенко и Зеленскому с предложением обменять на политзаключенных российских военных с белорусским гражданством, попавших в плен к украинцам. Но это не сработало.

Значительная же часть оппозиционных деятелей в контексте задачи «разбуры турмы муры» уповает на санкционное давление. Однако пока вопреки ему белорусская экономика, хоть и с перекосами, растет. Санкции, которые, по замыслу, должны побудить Лукашенко к уступкам, вот уже четыре года только злят и раззадоривают его.

А если Киев и Москва как-то замирятся (такая перспектива вроде бы замаячила), то вопрос усиления санкций и вовсе угаснет.

Среди противников режима, в том числе — новоизбранных членов Координационного совета, есть и те, кто считает: санкции — не фетиш, не священная корова, этот инструмент стоит делать гибким.

И если за их смягчение правитель выпустит хотя бы часть политических узников — на это нужно идти.

Чудодейственной парадигмы нет, но…

Однако проблема в том, что санкциями заведуют отнюдь не Тихановская и даже не Павел Латушко, ее зам в Объединенном переходном кабинете, особенно усердный на поприще их ужесточения.

Санкции — прерогатива Запада. И вводились эти меры в ответ на конкретные деяния: репрессии, принудительную посадку самолета с гражданами стран ЕС, давление при помощи потока нелегалов, соучастие в российской агрессии.

Лукашенко по-прежнему помогает Москве воевать, заявляет вот, что сдерживать мигрантов не намерен, репрессии не утихают. Так что западники не видят особых оснований откатывать ограничительные меры.

К тому же трудно себе представить, что те оппозиционные лидеры, которые так долго ратуют за усиление санкций, вдруг станут взывать к обратному. Это ведь как бы потеря лица.

Между тем максимализм в вопросе освобождения политзаключенных — мол, идти на сделки с режимом зазорно, вот свалим его, и уж тогда оковы тяжкие падут, темницы рухнут — представляется многим сомнительной позицией. Как-то по-большевистски это выглядит, когда люди приносятся в жертву идее.

Понятно, что чудодейственной парадигмы нет. Однако были ведь кейсы успешного освобождения политзаключенных при содействии западников. Да, в нескольких случаях дело касалось граждан их стран. Но не только.

Так что наверняка стоит стучаться в любые западные двери, чтобы ангажировать тамошних авторитетных деятелей в дело освобождения белорусских политузников. Да, дело неблагодарное, но — благородное.

Поражает аргумент максималистов: что толку торговаться за этих, если Лукашенко наберет новых? Во-первых, так или иначе конкретные люди будут спасены. Во-вторых, если правитель ввяжется в торг, то, может, все-таки решит хотя бы слегка поумерить репрессивный пыл?

В-третьих, а вдруг прилетит в Дрозды черный лебедь? Вдруг резко изменится внешнеполитическая конъюнктура? Вдруг тот, кто займет место Лукашенко, всерьез задумается о налаживании отношений с Западом? И конвейер репрессий заглушат. А ранее спасенные будут уже на свободе, до которой в ином случае могли бы и не дожить.

Так что некоторым персонам политической эмиграции, вероятно, стоит задуматься о корректировке риторики и, главное, приоритетов. Прорывов в деле освобождения политузников пока ожидать не приходится. Но за каждого есть смысл бороться по максимуму.

Возможно, через какое-то время приоткроются закулисные механизмы, подтолкнувшие Лукашенко к решению помиловать хотя бы тяжелобольных противников, томящихся в неволе. И тогда мы сможем четче судить, какие схемы способны (или не способны) сработать.