Все, что я могу рассмотреть в состоянии современной демократии на пространстве от Москвы до Вашингтона, включая все промежуточные остановки, свидетельствует о том, что она готова к уходу.
Пастухов: «Современная демократия готова к уходу»
Профессор Университетского колледжа Лондона Владимир Пастухов – о том, почему демократия как вид политического устойства становится неактуальной.
– В каком-то смысле это продолжение поста о предчувствии гражданской войны в Америке, где двухпартийная система оказалась ловушкой ровно в тот момент, когда одна партия стала падать в фашизм, а вторая – в большевизм, – пишет Пастухов. – В результате чего США имеют теперь политический шампунь от правых и кондиционер от левых в одном демократическом флаконе.
Наверное, я был чересчур эмоционален. Утро вечера если и не мудренее, то яснее. Чудовища Youtube, мешавшие ночью разуму уснуть, не то чтобы развеялись, но стали более понятными, приобретя знакомые очертания. Как следствие, они стали менее пугающими.
Ведь если болезнь и нельзя предотвратить, то это не значит, что ее в принципе нельзя лечить: главное – понимать, с чем борешься. Но лечение, конечно, может быть весьма инвазивным и длительным.
На всякий случай, пока меня снова не захлестнуло «сумеречное состояние души», попробую составить «протокол лечения», опираясь на известные мне ранее истории болезни с аналогичным социально-политическим анамнезом (чего-чего, а этого добра у человечества хватает).
Тойнби писал, что историческая эволюция, как и развитие отдельной личности, происходит по схеме «уход-и-возврат», где каждому новому эволюционному скачку предшествует своего рода «исчезновение», уход в историческое (социальное, политическое) небытие, из которого явление, если не погибнет, всплывает в измененном - иногда до неузнавемости – виде.
Полагаю, что к политической демократии в том виде, в котором мы ее знаем с конца XIX – начала XX века, это относится в полном объеме.
Более точным было бы сказать, что она давно ушла, но у входной двери висит ее забытое впопыхах добротное драповое пальто – артефакт былого буржуазного лоска, создающий иллюзию присутствия в давно опустевшем и безжизненном доме.
В опустевших домах и головах заводятся тараканы. Они, собственно, и правят сейчас нашей цивилизацией.
То, что мы ошибочно принимаем за инерцию демократии, надеясь на перезапуск ее движка вследствие какого-то чудесного события («герой не нашего времени» прилетает из «глубинного космоса», например), является на самом деле «уходом» демократии, то есть полным и окончательным завершением одного из циклов в ее развитии.
А вот состоится ли «возврат», мы со стопроцентной уверенностью сказать не можем. Это зависит от многих обстоятельств.
Прежде всего, это зависит от отпущенного цивилизации времени. Если ограничений по времени не случится, то длительная перемена картинок в политическом калейдоскопе рано или поздно выведет нас на нужную нам устойчивую «демократическую» комбинацию, которая счастливо просуществует очередную пару сотен лет.
Разумеется, это будет не возврат в прошлое, а какая-то другая демократия, чем все известные нам до сих пор формы, дающая ответы на те вызовы, которые, собственно, и подломили демократию старого образца.
Хуже дело будет обстоять в том случае, если история не отпустит нам неограниченного времени для социально-политических экспериментов, и свихнувшиеся фанатики, как справа, так и слева, доведут цивилизацию до суицида раньше, чем эволюционный процесс предложит нам что-нибудь стоящее взамен старой доброй демократии.
То, что происходит в Америке сегодня, означает лишь то, что происходившее в России вчера и позавчера было только первой частью Марлезонского балета. Добро пожаловать во вторую.
Холодная гражданская война в Америке имеет при всей своей уникальности тот же триггер, что и холодная гражданская война в России, но находится пока на менее продвинутой стадии эволюции.
С большой долей вероятности, если не сработают какие-нибудь встроенные глубоко внутрь политической системы тормоза, она на этом не остановится и пойдет дальше по проторенному Россией пути.
Триггером же являются, безусловно, глубокие изменения в технологиях, лежащих в основании всей современной цивилизации и стабилизирующих ее политические формы.
Не вдаваясь в подробности, которые давно детально разобраны до уровня банальных сентенций о влиянии новейших информационных инструментов на все стороны жизни современного общества, отмечу только, что современная политическая демократия с ее базовыми институтами, складывавшимися в основном в период между серединой XIX и серединой XX веков, в принципе не может нормально функционировать в условиях, когда интенсивно развиваются сетевые механизмы массовой коммуникации.
Политическая демократия в том виде, в котором мы ее до этого знали, никогда не была властью народа, как это представлялось, например, в большевистских пропагандистских брошюрах.
Это была очень сложная, тонко настроенная система, при помощи которой элита, консолидированная через механизмы гражданского общества, управляла политическим государством под контролем всего общества, «надзирающие» функции которого обеспечены всеобщим избирательным правом.
Именно поэтому, как отмечал Карл Шмитт, ни одна устойчивая демократическая система не была на самом деле однородно демократической, а сочетала в себе элементы демократии, аристократии и монархии, что, собственно, и делало ее устойчивой.
Вот эту самую тонкую настройку, на которой все и держалось, как раз и убивают технологии массовой коммуникации, превращая объемную трехмерную систему в плоскую двухмерную, в которой есть только две оси – вождь и масса.
В процессе схлопывания «объема» происходит выдавливание элиты из политической жизни. Она вытекает из политической системы как зубная паста из тюбика, который решили разгладить утюгом. Россия находится на финальной стадии этого процесса, а Америка пока топчется на стартовых позициях, но сам процесс один и тот же.
Что происходит на политическом плоскогорье после того, как на нем выпололи элиту? Общество тут же раскалывается на два непримиримых лагеря, связь между которыми какое-то время поддерживает вождь.
Лагеря ведут борьбу за поглощение вождя (точнее, его «геометрической» позиции), и победившая в этой борьбе сторона устанавливает свою диктатуру. Если полное поглощение по каким-то причинам срывается, то начинается уже не холодная, а горячая гражданская война.
Предотвратить полную аннигиляцию общества в таких условиях может только возвращение элиты в политику на руководящие позиции. Но в рамках сложившейся двухполюсной системы (вождь – масса) она может это сделать только недемократическим, скорее всего – насильственным путем.
Я не хотел бы быть «кассандром», но предполагаю, что одним из «хороших» сценариев будущего для нашей цивилизации может стать короткий (надеюсь) век военно-полицейских диктатур, которые вынуждены будут приходить к власти недемократическим путем, чтобы подавить крайние фланги в обществе и изъять из оборота фигуру вождя.
Новая демократия вырастет не непосредственно из нужд сегодняшнего дня, а из преодоления наследия этих военно-полицейских диктатур. Такая вот, возможно, ждет нас демократическая диалектика. И я не о России (или не только о ней).
Читайте еще
Избранное